«Три ребенка для нас – это пустой дом»

Лана Истомина, мама 9 детей, двое из которых – кровные, семеро – приемные.

– Про законопроект о «так называемых» родителях уже все, конечно, слышали?

50 000 сирот в стране, где их в учреждениях насилуют, бьют, карательно отправляют на психиатрическое лечение, и это все не секрет и все сплошь и рядом. Я уж молчу про то, что и после образцовых ДД, 9 из 10 сирот в жизнь не встраиваются. Спиваются, садятся в тюрьму, теряют квартиры, если они были, бомжуют.

Казалось, что всем было очевидно, что единственный способ спасти детей – это развивать приемное родительство. Потому что только в семье дети могут вырасти во взрослых, способных жить в мире с собой и окружающими.

И вот – конец всему, что было достигнуто за эти годы: «Мы ужесточим подбор так называемых родителей. Ужесточим, здорово ужесточим. Очень ужесточим», – заявила министр просвещения Васильева.

А для моих детей я – мама. А Игорь – папа. Не так называемый. А просто. И он в миллион раз им больше Папа, чем некоторые отцы для своих кровных детей.

Нет своих. Нет чужих. Нет родных и не родных. Есть просто дети и родители. Любящие друг друга дети и родители. Которым хорошо вместе.

Я не знаю, кого зачеркивать на фото. На самом деле, если бы первого приемного ребенка мы брали бы в 2018 году, нам никто бы его не дал. С этими рассматриваниями под лупой, тестированием и заведомым подозрением во всех смертных грехах, никто не дал бы 29-летней девушке, год назад родившей единственного ребенка, взять в семью двух подростков 14 и 15 лет, один из которых сложный.

Так что неважно, кого зачеркивать. Мы так хорошо стоим, удобно. Можно выбирать любых шестерых. Есть, где разгуляться. Можно справа налево. А можно – слева направо. Кто из них лишний?

Лев, 15 лет прождавший желающих (его усыновить. – Ред.) в детском доме и видевший семью только на картинке?

Влад, который в детском доме ходил в коррекционную школу, а у нас он учится в физико-математическом классе обычной?

Олег, добрый и хороший, но вот только абсолютно не приспособленный к жизни в свои 16 лет, когда мы его забрали. А по документам даже ЗПР не было, 9 класс обычной школы. И это ничего, что даже программа начальной абсолютно не усвоена была. Сейчас ему почти 18 и за полтора года мы прошли с ним очень долгий путь. Очень долгий.

Кто у нас лишний? Кого мы взяли зря? С какой стати было решено, что больше трех детей в семье – это плохо? Приезжайте, поинтересуйтесь у детей, где им было лучше и хорошо ли им у нас, хватает ли у нас на них ресурсов.

Преступники есть везде. Абсолютно везде, в любых сферах. А уж сколько их среди чиновников… Это не повод всем остальным людям жить с презумпцией виновности. С ограничением в правах и тотальным контролем под лупой. И указаниями свыше, как нашим детям адаптироваться.

Я бы не справилась с большим количеством малышей, но мне очень комфортно с подростками. И это не повод мне считать, что иметь много малышей – это плохо. Потому что кому-то и один ребенок – много. А кому-то и 15 – в интерес и удовольствие. Три ребенка для нас – это пустой дом. И для многих так.

 

Ольга Оводова, мама 7 детей – трое кровных и четверо приемных.

– Я не могу припомнить ни одной семьи, в которой больной ребенок был бы первым, вторым или третьим. Они наверняка есть. Но я думаю о тех, кого взяли, когда родители уже поднабрались опыта. Кто сейчас учится, поет и танцует. Кто был приговорен лежать в кровати и ходить под себя.

О Варе, которую любили, но лечить и учить не планировали. Об Анжеле, которая задает тысячу вопросов в день и помнит ответы на все вопросы, ставит собственные научные эксперименты, а ее считали глубоко умственно отсталой.

Среди моих друзей таких детей десятки. Все они должны были лежать в ожидании хороших, правильных родителей, а не «так называемых».

На Варю за 6 лет было выписано одно направление на знакомство. Анжелу показывали по Первому каналу трижды, миллионы семей видели ее. Никто не пришел за моими драгоценными девочками, не разглядел, какие они прекрасные.

Представим себе, как живут наши дети, если не в нашей семье.

Сергей, 23 года. Закончил школу, директор которой считает, что из его школы выходят только воры и проститутки. Закончил училище по специальности «маляр-штукатур» (других не предлагают). Маляром работать не любит, поэтому ворует, директор оказывается прав. Вторая ходка.

Арина, 13 лет. Красивая девушка небольшого ума. Участница сексуального скандала, который разразился в интернате не так давно.

Варвара, 10 лет. Сидит в коляске, иногда гуляет на заднем дворе. Учится по коррекционной программе, потому что все ее ровесники коррекционные, а под нее одну класс нормы никто не откроет. После 18 лет отправляется в ПНИ.

Анжела, 9 лет. Гуляет в пределах двора, учится по коррекционной программе и не умеет играть ни во что, кроме плачущих младенцев. После 18 лет отправляется в ПНИ.

Я ничего не придумываю. Все из разговоров и наблюдений за окружающей действительностью.

Update. Но к счастью, все не так печально. Сергей получил профессию и дисциплинированно работает. Женился на самой прекрасной девушке на свете, и она уверена, что их дети будут расти в полной семье. Арина учится в престижной школе, рисует. Дружит с родной мамой и навещает ее. Варя ходит с небольшой поддержкой, учится в обычной школе, занимает места на вокальных конкурсах. Анжела пока ничем не блеснула, но уже знает, что ей – слепой от рождения – будет открыт весь мир.

 

Екатерина Аруцева, мама 6 детей, трое из которых кровных и трое приемных. Первый приемный ребенок появился 13 лет назад, последний – около полугода. Все приемные дети – с особенностями здоровья. Екатерина говорит, что никто не стоял в очереди, чтобы забрать их из детского дома. Если бы закон о трех детях был принят, то, как минимум, двое из ее детей так и остались бы в детском доме.

– Растить приемного ребенка-инвалида у нас проще, чем своего. Потому что ни материальной, ни социальной, ни психологической поддержки у матерей таких детей нет. А если их оставить на попечении государства, то система будет их убивать, поэтапно: дом ребенка, детский дом для детей-инвалидов, психо-неврологический интернат.

Нейролептики и психушка по плану – 4 раза в год, надо это или не надо – никого не волнует. И жить я с этим не могу.

И как только у меня появляется эмоциональный ресурс и угол для кровати, я беру ребенка. И всем нам становится хорошо.

 

Ирина Кожухарова, 21 приемный ребенок.

– 28 августа будет 29 лет с того дня, как я взяла первых детей. Я никогда не гналась за цифрами. Несовершеннолетних осталось 5, старшей приемной дочери будет 42. 14 внуков. На этом фото далеко не все мои дети.

Я не могу зачеркнуть никого. А вот Минпрос может. По их логике рядом со мной могли бы стоять на фото только двое с этой фотографии.  

Владимир Хавшабо, 9 детей – 2 кровных и 7 приемных. Из низ пятеро – дети-инвалиды. Двое старших приемных появились в семье Владимира еще в 1990-е годы, они сами уже родители. У Владимира 5 внуков. Несовершеннолетних детей в его семье – трое.

– Младшему скоро будет четырнадцать. Первых мы брали – старшему было пять лет, а его брату девять месяцев. Сейчас они уже отцы семейств. Это было в советское еще время.

Остальных мы взяли, когда я работал директором реабилитационного центра, и мы брали детей из детских домов со всех регионов страны. Тяжелые ребята, те, которых нельзя вылечить на месте, их привозили лечить в Москву. Каждому предстояло пройти длительное лечение.

И вот, чтобы детей не отправлять обратно в детские дома, потому что не каждый детский дом может выходить такого ребенка, мы решили: «А давайте мы возьмем детей под опеку. Мы, мужчины, берем пацанов, а женщины – девчонок».

Вот так мы с женой и стали опекунами. Мы постоянно лечимся и добились очень хороших результатов. Ребята обязательно будут самостоятельными полноценными людьми, даже имея проблемы со здоровьем.

Это первое, о чем мы с ними договорились. Мы не инвалиды.

Я говорю своим пацанам: «Посмотрите, я вот, например, лысый, вон те парни – рыжие, у этого что-то еще. Ты тоже другой. У нас таких людей сотни тысяч. Мы внешне отличаемся. Но это не делает нас другими, мы такие же люди, как и все».

У одного нашего ребенка пальчики были с врожденной патологией, их разрезали, разделили. Они теперь прямые и не сгибаются. Но если бы вы слышали, как он этими пальцами играет на фортепиано!

Он победитель и участник окружных и городских конкурсов! Сейчас мы готовимся к концерту. Ему будет аккомпанировать большой симфонический оркестр. Это была его мечта – сыграть на серьезной сцене.

Все наши дети очень талантливые – паралимпийский спортсмен, шахматист – победитель турниров, хорошист, саксофонист, студент медколледжа, студент университета!

Я делаю упор на то, что интересно моему ребенку, что может сделать его счастливым. Мне очень важно, чтобы они могли мечтать. Не о смартфонах, ноутбуках, квадрокоптерах, а о серьезном и важном.

Я никогда не выбирал детей и не стремился быть отцом большой семьи. Просто так получилось.